Далёкий восемьдесят первый год нанёс мощнейший удар не только по самому Волдеморту, но и по всем его фронтам: начиная от разбежавшихся последователей и заканчивая утраченными артефактами, заключавших в себе могущество такой величины, которая многим и не снилась. К счастью, Тёмный Лорд позаботился о сохранности самых важных из них, пусть забота эта и не была продиктована страхом перед возможным грядущим поражением. Это было одно из целого ряда завидных умений этого волшебника – расставлять на доске приоритетные фигуры таким образом, чтобы сохранить их до самого финала даже в том случае, если всё пойдёт прахом. По крайней мере так случалось часто, а потому так он привык думать.
Ещё одно из его умений заключалось в том, что Волдеморт был способен обратить в оружие то, что изначально предназначалось для совершенно иных целей. И сейчас, когда долгие годы бесплотных скитаний и попыток просочиться в реальный мир наконец начали приносить плоды; когда, несмотря на прошедшую череду неудач, силы и соратники начали постепенно возрастать, пришла пора задействовать и то оружие, что Тёмный Лорд предусмотрительно уберёг. 
Трэверс, заново примкнувший к Волдеморту прошедшим летом, сыграл немаловажную роль в том, чтобы прежние последователи его господина очнулись от многолетнего забвения. С помощью сына Магнуса Трэверса удалось выйти на связь с теми, до кого сам Лорд даже с поддержкой Хвоста и Крауча-младшего ещё нескоро бы добрался. Оба были в бегах, последний и вовсе заслуживал быть скормленным Нагини, но ничто так не пробуждает в тёмном волшебнике милосердие к провинившимся, как беспомощность.
Сейчас Волдеморт не мог позволить себе разбрасываться слугами, тем более так фанатически преданными. Фанатизм Крауча ещё мог сослужить хорошую службу и был не менее ценен, чем холодный прагматизм Родерика. Или чем изворотливость Люциуса. На это качество Малфоя Тёмный Лорд и возлагал надежды много лет назад, когда передавал ему на хранение свой дневник.
На это его качество Тёмный Лорд рассчитывал и сейчас, требуя, чтобы Пожиратель явился сюда, во временную резиденцию своего Повелителя, с крестражем. Разумеется, о том, что дневник является крестражем, Люциус не знал. «Оружие против грязнокровок, - вот, что услышал глава древнего рода, когда невзрачная книжка в чёрном кожаном переплёте впервые попала к нему. – Совсем скоро я его задействую, а до тех пор ты должен хранить его у себя».
Это был последний крестраж, который в то время оставался при Волдеморте, все остальные были надёжно спрятаны. И кто знает, как сложилась бы его судьба, не попади он к Малфою. Но догадаться нетрудно – учитывая, что случилось с Короной Мёртвых, которая оказалась утраченной…

Ему было тесно в этом тельце. Оно было слабым, жалким, уродливым. Волдеморт видел отвращение в глазах тех, кому довелось встретиться с ним в таком виде. С трудом сдерживаемое или отлично скрываемое, неважно. Немного, но всё же лучше он чувствовал себя в гибком, сильном, змеином теле. Оно не могло держать палочку, не могло изрыгать человеческую речь, в нём нельзя было находиться постоянно, но это было самое близкое к той свободе, на которую Волдеморт мог в своём положении рассчитывать. А ещё Нагини не сопротивлялась, покорно освобождая своему хозяину главное место у себя в сознании.
Промёрзлая земля перешла в камень, дорогой из «серого кирпича» ведя чешуйчатые волны в сердце поместья, туда, где в мерцающем свете свечей над походным котелком возился Хвост, туда, где в старинном кресле ютился крошечный человечек, укутанный в чёрную мантию, которая была ему так велика, что в ней он был как птенец в огромном гнезде. Крошечный человечек почти не двигался, но если подойти ближе с зажжённой палочкой в руке и внимательно присмотреться, можно было заметить, как под широким капюшоном, скрывающим лысую голову, подрагивают лишённые ресниц веки, как едва заметно вздымается ткань в том месте, где должна была находиться грудь. Однако единственному человеку, составляющему компанию этому неказистому и откровенно жуткому созданию, и в голову бы не пришло так пристально за ним наблюдать. Даже догадываясь, что хозяин в этот самый момент может находиться в теле змеи, Хвост не стал бы рисковать. Лишь на короткие несколько мгновений он оторвался от своего занятия, когда в помещение вошёл Люциус, после чего вновь вернулся к зелью.
Нагини скользнула под кресло, обвила изогнутую деревянную ножку и уставилась немигающим глазом на визитёра. Часть змеиного тела продолжала двигаться, подбирая хвост ближе к себе. Её чёрный раздвоенный на самом конце язык то и дело рассекал воздух перед змеиной мордой, быстро, почти молниеносно. Из-под чёрного капюшона мантии не доносилось ни звука.